А мелочь — ну прям тараканы на кухне, где включили свет! Последний уцелевший эсминец разворачивается в сторону предполагаемого места атаковавшей лодки, даже стреляет куда-то, — но снаряды ложатся с большим недолетом. И, обгоняя его, мчатся катера — так вот это кто, шнельботы, они же стотонники, торпедные, но также и сторожевые, если взять бомбы вместо торпед! И самолет идет в нашу сторону!

— Влево, курс норд, пять, глубина двести, мощность семьдесят процентов!

Заметил нас самолет или бросал абы куда — не знаю. Бомба упала кабельтовых в полутора от нас, — но мы уже прошли стометровую отметку и быстро уходили на глубину, так что ущерба никакого не понесли, только тряхнуло, правда, довольно прилично. Затем наверху и в стороне начали во множестве рваться бомбы, очевидно, с эсминца и катеров, — но это тем более не могло никак нас достать.

Через час все стихло вдали. Рыбы же немцы наглушили! А сколько потратили бомб?

Однако — десять штук! Кто из наших подводников-североморцев в реальности имел такой счет? Выходит, я уже сравнялся с такими героями, как Колышкин, Котельников, Видяев, Фисанович — с которыми, надеюсь, познакомлюсь в Полярном вживую. А еще ведь и половина БК не потрачена, и «Граниты», и «Водопад»! Вот бы и дальше так пошло: одна цель — одна торпеда…

Как же мало нужно человеку для полного счастья! Всего лишь осознание себя на своем месте, при своем деле, которое ты делаешь хорошо!

— Теперь в Мурманск, командир?

— Пока — держать курс норд! Есть еще одна задумка…

От Советского Информбюро, 22 июля 1942 года.

В районе Воронежа наши войска теснили противника и наносили удары по его переправам через реку Дон. На одном из участков гитлеровцы упорно защищали шоссе. Наши танкисты сломили сопротивление противника и, уничтожив 17 танков и до батальона немецкой пехоты, овладели этим шоссе. На другом участке артиллеристы товарищи Шеметов, Фесин и Иванов, выдвинувшись вперед, прямой наводкой разбили 10 вражеских автомашин с пехотой и разрушили дорогу к переправе. Наводчик тов. Куликов захватил немецкое орудие и, повернув его в сторону противника, расстреливал отходящих немцев. Красноармеец тов. Сокол из противотанкового ружья подбил три немецких танка.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

— Подведем общий итог, — говорю я. — С одной стороны, результат впечатляющий. Броненосец, крейсер, три эсминца, минзаг, плавбаза, три транспорта, две подлодки — насколько я помню, ни у кого их наших подводников в прошлом такого не было. С другой стороны, извините, занимаемся полной херней! Тот же «Лютцов» в реале не сделал по нашим ни одного выстрела, как впрочем и «Кельн». Так же и эсминцы — последние боестолконовения их с нашими кораблями были на Севере весной сорок второго, когда торпедировали «Тринидад» — и всё. Я к тому, что наши потрясающие успехи не оказали ни малейшего влияния на советско-германский фронт, на общий ход войны!

— Погоди, командир, так ты хочешь сказать, что весь наш Северный флот, наши подводники, всю войну херней занимались?! — едва не вскочил Сан Саныч.

— Они-то как раз делали большое дело, — отвечаю я, — отправив на дно от одной пятой до четверти всего снабжения армии Дитля, из-за чего им наступать на Мурманск было ну очень хреново. Тянули исправно воз, как ломовые лошадки. А мы по той же шкале — призовой скакун. Сидеть на коммуникациях и топить транспорты — ну не хватит у нас торпед! А крупной, разовой цели, имеющей стратегический характер, на Севере нет. Даже если утопим «Тирпиц» — эффект будет лишь моральный. Поскольку в реале он опять же, после того самого выхода, работал исключительно пугалом. И вылез в море лишь однажды — по Шпицбергену пострелять. Вернее, стратегический объект есть — с нашей стороны. Порт Мурманск, конечный пункт маршрута ленд-лиза, в отличие от Архангельска — круглогодичный. Но с обороной его наши там справились и сами. У меня задумка есть, но хотелось бы выслушать прежде и ваши мнения. Три Эс, скажи сначала ты — то, что мне вчера доложил.

— Киркенес! — вскочил наш командир БЧ-2. — Аэродром Хебуктен. Там базируются бомбардировщики, которые на Мурманск — ну, тут Саныч подробнее укажет, у него инфа есть. У нас в боекомплекте «Граниты-И» [7] новой модификации, с возможностью стрельбы по наземным целям. Причем есть резервный режим наведения, помимо спутникового: со сканированием рельефа местности, как было на «Томагавках». И наличествуют все необходимые данные по объектам «вероятного противника» — то есть по всем норвежским военно-морским базам! Конечно, за прошедшее время могло что-то поменяться, включая даже расположение взлетных полос, но не рельеф же! Да и полосы, если подумать, передвинуть сложно — все ж не равнина, не так много удобных мест и направлений. Короче — можно аэродром и порт Киркенес со всем содержимым помножить на ноль. С расходом БК от четырех до шести «Гранитов». Нужно лишь целеуказание.

— А почему именно Хебуктен? — спросил Бурый, рассматривая карту. — Тут я вижу с полдюжины объектов. Луостари, Алакуртти…

— Так я ж говорю, ЦУ нужно! — перебил его Три Эс. — А вот тут я с Большаковым согласен.

Все дружно взглянули на командира наших пловцов-диверсантов.

— Хебуктен, — сказал он, как гвоздь вбил. — На карту гляньте: тут подобраться удобно. Нет, если надо, мы и к любому другому пройдем, но с большим риском и за большее время. А тут — смотрите! Всего-то четыре кэмэ от точки высадки, и вот отсюда аэродром как на ладони: лазерным дальномером координаты снять — и готово. Командир БЧ-2 сказал — ему хватит!

— Положу в цель с точностью плюс-минус тридцать метров, — подтвердил Три Эс. — Для боеголовок «Гранитов» это тьфу! Если только не долговременное бетонное сооружение, каковых на аэродроме, смею предположить, нет.

— Самолеты могут быть в капонирах, — покачал головой Петрович. — И что тогда?

— А нам не самолеты в первую очередь нужны! — ответил Три Эс. — Приоритет это летный состав! Летчика или штурмана быстро не подготовить, особенно немцам, у которых вся система была заточена не на массовость, а на штучных бойцов. И если они живут, как у нас было, в «общежитии барачного типа» при аэродроме…

— Ну не было здесь тогда ни партизан, ни диверсантов! — подключился Большаков. — Потому не верится мне, что тут у немцев противодиверсионная оборона в тонусе! Скорее всего, обычная патрульно-постовая служба силами охранной дивизии — сиречь старших возрастов, для фронта негодных. Колючка, вышки, доты вокруг объектов — это по уставу положено. А вот налаженная система, чтоб и план действий готов, и егеря-волкодавы в секретах, и мобильная группа на товсь, и чтоб вся территория под контролем — сильно сомневаюсь! Да и выучка тех егерей была не чета нашей — короче, пройдем!

Все дружно закивали.

— План хороший, — говорю я. — Мы посовещались, и я решил… Это верно, что нам до официальной встречи с нашими надо показать себя ну очень хорошо — чтоб заметили и отметили. И удар по Киркенесу очень даже подходит. С одним лишь «но»: какого черта — сейчас?

Все молча смотрели, ожидая, что дальше.

— Есть тут один стратегический объект у немцев, — продолжаю я, — и такой, что реально может повлиять на весь ход войны. Никелевые рудники у Петсамо. Сколько я помню, другого источника никеля у немцев не было. А никель — это и броневая сталь, и камеры сгорания реактивных. В конце войны броня «Королевских тигров», при неподъемной толщине, была худшего качества, чем у «Тигров» обычных — даже снаряд держала хуже. А реактивные «Мессершмитты» почти не оказали влияния на ход войны в воздухе, потому что их моторы «Юмо-004» имели ресурс десять часов — сделали «двести шестьдесят вторых» довольно много, а вот боеготовных среди них мало было. Так что, товарищи офицеры, вопрос: а если Петсамо-Киркенесскую операцию провести на два года раньше?

— Не выйдет, — нарушил молчание Саныч, — сил нет. Морская пехота СФ легла почти вся на Пикшуеве. А все подкрепления — под Сталинград.

вернуться

7

«Гранит-И» — это вымысел автора.